Пьем-кипур, мусульмане, сегодня у нас Пьем-кипур.
Мы напьемся, как свиньи, нам в мацу ухайдакаться надо.
Чтобы гурии пели, как в аэропорте Бен-Гур.
Чтобы не отличать Шимона Переса от Ахамадинижада.
А вчера Маяковка. Там собрался веселый и добрый ОМОН,
Чтобы слушать стихи о победах великой советской армады.
Чтобы в сердце у каждого пел всеми любимый Иван Исаакыч Кобзон,
Чтобы не отличать Шимона Переса от Ахамадинижада.
Или как там зовут. Наших милых, смешных медвежат.
Активисты Красивого Фронта надели трусы и футболки.
И, пока сталинские высотки в кровавых руинах свободы лежат,
Я бегу по Москве от красивой нацболки.
Она била меня и бутылкой, и яблока хрупким огрызком.
Потому что Москву мы почему-то с ней не поделили.
Оглашали Пруды Патриаршие ласковым матом и визгом.
И угрюмые утки в наших чреслах по гнезду себе свили.
А наутро гляжу: новая рюмочная стоит.
Именно там, где ей много лет уже находится надо.
Не обижайся, дружище, славный мой Ахмаденижид,
Но сегодня я вряд ли отличу тебя от Ахмадинежада.
Мы напьемся, как свиньи, нам в мацу ухайдакаться надо.
Чтобы гурии пели, как в аэропорте Бен-Гур.
Чтобы не отличать Шимона Переса от Ахамадинижада.
А вчера Маяковка. Там собрался веселый и добрый ОМОН,
Чтобы слушать стихи о победах великой советской армады.
Чтобы в сердце у каждого пел всеми любимый Иван Исаакыч Кобзон,
Чтобы не отличать Шимона Переса от Ахамадинижада.
Или как там зовут. Наших милых, смешных медвежат.
Активисты Красивого Фронта надели трусы и футболки.
И, пока сталинские высотки в кровавых руинах свободы лежат,
Я бегу по Москве от красивой нацболки.
Она била меня и бутылкой, и яблока хрупким огрызком.
Потому что Москву мы почему-то с ней не поделили.
Оглашали Пруды Патриаршие ласковым матом и визгом.
И угрюмые утки в наших чреслах по гнезду себе свили.
А наутро гляжу: новая рюмочная стоит.
Именно там, где ей много лет уже находится надо.
Не обижайся, дружище, славный мой Ахмаденижид,
Но сегодня я вряд ли отличу тебя от Ахмадинежада.